Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- У вас еще что-нибудь? — спросила она.
- Нет.
- Ну, а как у вас с линейкой?
- С линейкой нормально, Людмила Васильевна.
Она посмотрела на меня и засмеялась. Мы стояли возле двери. И только вдвоем в классе.
- Почему вы так странно произносите мое имя? Вы не принимаете меня всерьез?
У нее были ровные и белые зубы.
- Мне кажется, что нормально, — сказал я.
Она засмеялась.
- У вас все время: «нормально». А кто вы по специальности?
- Токарь.
- Я почему-то так и подумала. Наверное, если бы я работала на заводе, я выбрала бы то же самое. Правда, я мало представляю...
Она посмотрела мне прямо в глаза.
- Это очень просто, — сказал я. — Это станок...
Она снова засмеялась. Мы стояли уже в коридоре.
- Давайте отложим до другого раза. Хорошо?
- Хорошо, — сказал я.
Она повернулась и пошла по коридору. Я смотрел ей вслед. Она зашла в учительскую.
Я вышел на улицу и вдруг почувствовал, что улыбаюсь. Иду и улыбаюсь. Я почувствовал это и засмеялся.
В тот же день, после обеда, я поехал на Выборгскую сторону. Мне почему-то хотелось устроиться на Выборгской стороне. Жара была еще больше, чем утром. Город совсем накалился, и только из дворов тянуло прохладой. На секунду обдавало сырым воздухом, когда близко были ворота. Улицы все время поливали, но это не помогало. Я постоял на углу, почитал газету. Потом решил пройти несколько остановок по парку. В парке было немного лучше. Я шел медленно. Вокруг меня, по дорожке, бегали дети, на скамейках сидели старушки. Я смотрел на этих старушек. Они читали, вязали и просто дремали на солнце. И опять подумал, что в жизни все просто, все идет своим чередом и со мной ничего не может случиться. Хорошо, что пахнет листьями и нагретой землей, хорошо, что лето, и хорошо, что вечером я встречусь с Ирой. Я пошел быстрей.
У Кировского моста я сел на трамвай. Вагон был пустой. Я смотрел в окно, и почему-то у меня было такое чувство, что это не трамвай, а поезд, и мне ехать далеко и долго. Показался Финляндский вокзал. Потом трамвай повернул, и я увидел незнакомые улицы. Я был здесь только один раз. Мы ездили с Нюрой в «Гигант». Там шел «Сорок первый», и Нюра хотела, чтобы я посмотрел этот фильм. Но тогда был вечер, и было темно, я не видел улиц. Трамвай ехал очень быстро. Мне не нравились улицы. Они были старые и какие-то неприветливые, кругом много заборов.
Вошел контролер. Я порылся в брюках, билета не было. Контролер ждал, на меня смотрели. Я не мог вспомнить: покупал ли я билет вообще.
- Я его потерял, — сказал я.
Контролер повернулся к кондуктору.
- Вы не помните, вот этот, в клетчатой рубашке, брал билет?
Я взорвался.
- Что же я, по-вашему, крохобор какой-нибудь? Я вам сказал, что потерял. Могу взять новый, если хотите.
- А вы не шумите. Ведите себя как полагается.
- Ладно, надоели морали. Получите.
- Вам придется заплатить штраф.
- Очень хорошо. Могу даже два.
Я заплатил штраф и сошел на первой же остановке. Меня лихорадило. Я постоял немного на углу, потом увидел милиционера и спросил, как пройти на «Кинап». Он объяснил. Я шел по какой-то узкой и пыльной улице, и все вокруг мне теперь не нравилось еще больше. Было слишком много дыма, грузовиков и закопченных окон.
Через полчаса я ходил по коридору, читал таблички и думал о том, что это не очень сладко - торчать в пустом и незнакомом коридоре перед многими дверьми, за которыми сидят какие-то люди и занимаются своими делами. Но в конце концов у меня тоже были дела. Я нашел нужную дверь. Увидел окно, большой стол и женщину.
- Работа есть? — спросил я.
- Зайдите, — сказала она. — Какая вам нужна работа?
Я сказал. Она смотрела на меня как-то скучно и равнодушно. На ней была красивая белая блузка, но под мышками были круги от пота. Я говорил. Она перелистывала календарь.
- Каждая работа интересная, если ее любить, — сказала она. — Не обязательно в сборочном.
- Мне хотелось бы в сборочный.
Она перелистала календарь, потом опять посмотрела на меня. Она вела себя так, точно я зависел от нее. Мне стало противно.
- А почему вы переходите оттуда? — спросила она. Голос у нее был деревянный.
- Климат, — сказал я. — У меня шаткое здоровье.
У нее на лице ничего не шевельнулось.
- Что-нибудь натворили? Только говорите правду.
После этого мне ничего уже не хотелось говорить. Я спросил:
- А что нужно натворить?
- Выпиваете?
- Выпиваю. А вы?
- Жилплощадь у вас есть?
- А у вас?
- Завод жилплощади не предоставляет. Попробуйте сходить на завод Свердлова.
Я вышел и хлопнул дверью.
Я шел, заложив руки в карманы. В каком-то переулке из-за забора выскочил мяч. Я увидел этот мяч и залепил по нему так, что у меня заныло в колене.
Настроение у меня совсем испортилось. Мне было жарко, надоело ходить по этим улицам. Я чувствовал жалость к самому себе и обиду на весь свет. Я приду на завод Свердлова, и там меня тоже будут допрашивать: что, как и почему? Я что-нибудь совру, скажу им, что на старом месте меня не устраивает зарплата. Но почему я должен оправдываться и врать?
Я остановился и посмотрел на номер дома. Оставалось уже недалеко. Вдоль домов росли какие-то деревца, общипанные и тощие. С грузовика скатывали пивные бочки. Прямо впереди торчала большая труба. И дым почему-то был бурый и желтый.
На заводе Свердлова девушка сказала, что работа есть, но общежитие только для литейного цеха и для строителей. Она говорила это и что-то жевала. Я хотел уйти, но она махнула мне рукой.
- Поговорите с начальником отдела кадров, — сказала она. — Он сейчас придет. Посидите.
И опять я сидел, смотрел в стену и ждал. И как будто мне нужно было что-то особенное, что-то вроде железнодорожного моста или небоскреба. Я смотрел на стену, потом разглядывал стенгазету. Мне захотелось спать.
Человек в темном костюме, наверно, и был начальником отдела кадров. Девушка показывала на него пальцем.
- Значит, надо помочь парню? — сказал он, придвигая телефон.
Меня передернуло от этого - «помочь».
- Сколько же ты хочешь заработать? — спросил он.
- Сколько заработаю. Больше мне не надо.
Он посмотрел на меня внимательно.
- Значит, токарь?
- Я уже сказал, что токарь.
- Так вот, с общежитием... Комсомолец?
Я молчал. Я почувствовал себя загнанным и затравленным.
- Комсомолец? — переспросил он.
- Да... — Я посмотрел на него. — Да... А что, работа только для комсомольцев? Да?
Я встал. Он откинулся на спинку стула, прищурил глаза. Он сказал мне, чтобы я проспался и пришел завтра. Я посмотрел на него, повернулся и пошел. Я подумал, что с меня хватит.
В трамвае меня валило влево и вправо. Был конец рабочего дня, и я еле втиснулся в вагон. Меня толкали и переворачивали. Я не сопротивлялся. Я был точно сваренный. Хотел схватиться за ручку. Ручка все время была впереди. Потом она оказалась надо мной. Я ухватился за нее. Вот теперь я почувствовал, что мне нужно только одно: уснуть. Трамвай ехал медленно. Он почти не ехал. Мы застревали на каждой остановке. Мне казалось, что звонок стучит под самым ухом. Рубашка прилипла к телу. В вагоне пахло машинным маслом и цехом. Я подумал, что снова опоздаю на свидание с Ирой, и закрыл глаза. Ира, конечно, права. Теперь они будут склонять меня на каждом собрании. Звонок стучал, и он был где-то у меня в голове. Какие-то люди за моей спиной тискались и вертелись. Они пролезали вперед. Они уходили, а я оставался. Они не обращали на меня внимания. Я был для них только спиной, от которой можно оттолкнуться, и все. Я открыл глаза. Внизу была Нева. Мы съезжали с Литейного моста. Я увидел набережную, мчащиеся по ней автомобили и баржу с песком посередине реки. Посмотрел на часы и вдруг вспомнил про Лешку. Мне нужно было с ним попрощаться. Нехорошо, если он уедет, и мы не попрощаемся.
Возле «Пассажа» я выпил стакан холодной газированной воды. Вода помогла. Глаза теперь были не такие тяжелые. Я заставлял себя идти быстро. У Казанского росли тюльпаны. Очень много тюльпанов. Пылающий остров среди асфальта и камней. За кустами фонтан.
Я увидел Иру еще с Невского. Так могла стоять только она, очень прямо, неподвижно, но вместе с тем легко и свободно и чуть наклонив голову, словно она смотрела сразу на всех и ни на кого. Ира была в белом платье. Я первый раз видел ее в белом платье. Она пошла мне навстречу.
- Вот теперь я уже не боюсь, — сказала она. — А минуту назад мне вдруг показалось, что ты не придешь. Это смешно, правда?
Мы медленно пошли рядом.
- Это оттого, что я весь день была с тобой.
Мы вышли на Невский. Тротуар был запружен. Теперь солнце било прямо в глаза. Оно жгло. Я не представлял, куда мы идем.
- Я была с тобой каждую минуту, — сказала Ира. — С утра ты занимался, и я видела, как ты сидишь, склонившись над столом. Потом ты был в школе. Потом ты сел в трамвай и поехал ко мне. Ты ехал в трамвае?
- Да.
- И ты должен уже приехать, а тебя нет и нет. И я испугалась.